Поход за чистой водой.

Рассказ внука

Вчера на нашем городском детском и бабушкинском пляже вода вдруг помутнела и отдыхающие стали гадать. Кто говорил, что это в верховьях реки прошли ливни, кто ругал русских металлургов, уже однажды загадивших наш Оскол своими отходами. А я слышал, что где-то недалеко, выше по течению реки, что-то сильно жужжало. "Это жжжууу - не спроста!", вспомнил я Винни Пуха и на следующий день решил проверить с дедушкой, что же это было. И вот мы отправились на разведку. В дорогу меня проводила подруга Алина, сильно завидовавшая нашему походу из-за забора.

   Мы свернули с улицы Мичурина на дорогу к Солдатскому пляжу. Там растут такие огроменные деревья, что меня на их фоне и не заметно!

Но и возле Солдатского  пляжа вода была грязной. Значит надо идти выше по течению.

А рядом показалось вообще какое-то болото, покрытое ряской, хотя дедушка уверял меня, что в прошлом веке тут был, популярный в городе, Скляривский пляж. Представляю деда, плавающего по ряске :)

Встретившаяся нам круторогая коза сказала, что слышала шум вчера и видела, как из чёрной пушки стреляла вода!

А вот и пушка!

Такая большая лужа с мулячными берегами, а в ней стотысяч  лягушек! Видите?

Лягушки сказали, что нам надо идти по трубе, которая вела к белому домику, стоящему в траве.

Когда мы подошли поближе, то увидели, что домик-то этот - плавучий! И стоит он в канале, прорытому от Оскола до спасательной станции.

И тут мы поняли, что это вчера жужжало, и почему вода на нашем пляже помутнела. Оказывается, это начали очистку Оскола! Вон тот оранжевый хобот опускается в воду, включаются сильные насосы. Один размывает муляку, а второй высасывает её и по трубе выбрасывает на берег.

 Ура, значит скоро Оскол у нас будет чистым!

 Рядом лежало, что-то похожее на скелет динозавра. Как сказал дедушка, это остатки самой старой купянской вербы, которую сломало три года назад сильное обледенение.

В путешествии всегда хочется пить. Но и тут, похоже, без помощи деда - не обойтись.

А на центральном пляже, выше по течению, вода чистая, и каждый купается как хочет. 
Но, нам не завидно, ведь если Оскол станет чище - то  мы потерпим!

Максимовы и Нахал, или ЧП городского масштаба.

Шестая школа встретила меня не только новыми одноклассниками, но и новыми типажами учителей. Дело в том, что до этого я учился в молодёжном городе Северодонецке в новенькой школе. Там все учителя тоже были молодыми. А тут, в Купянске, было много учителей, которые ещё учили родителей моих новых одноклассников. Некоторые из старых учителей продолжали выезжать на багаже знаний и методик прошлых лет. Уроки у них были скучными, а дети своей суетой их уже просто раздражали. Таким приверженцем казарменной дисциплины была Валентина Петровна Максимова, учитель химии. 

Она взъелась на меня в десятом классе после общешкольного комсомольского собрания. На нём разбиралось «ЧП» городского масштаба.

   Однажды я пришел в школу и мне кто-то из ребят шепнул новость: Нахал побил отличников кирпичом! Нахалом в школе все называли ученика 9 класса Вову Садовничего. Сразу после уроков всех комсомольцев, а это были почти все ученики 8,9 и 10 классов, и всех учителей собрали в актовом зале на экстренное комсомольское собрание. Надежда Даниловна Лакишек, наш завуч, рассказала нам о страшных преступлениях комсомольца Садовничего. Их было три.  Первое – Садовничий, накануне вечером, выпил вина! Второе – он взял в руки кирпич и разбил им все фотографии отличников учёбы на городской доске почёта возле здания ГорОНО! И третье – Садовничий бросил кирпич в окно второго этажа этого самого ГорОНО, которое тогда было в здании возле парка Макиевской!

Та самая Доска почёта. Фото сделано до преступления

    Даже поодиночке, по каждому факту, этот Вовин пьяный кураж тянул на исключение, не только из комсомола, но и из школы. А постановка на учёт в милицию уже состоялась. Вот нашему собранию и предлагалось: осудить Вову и исключить из комсомола.     

     Дальше началось обсуждение. Не помню других, но,  самым яростным, обличающим и требующим расправы над Нахалом, было выступление мужа Валентины Петровны – знаменитого купянского математика Василия Ивановича Максимова. 

Максимов В.И Фото стырено у В.Никиточкиной

  После такого выступления все ученики поняли: Нахал – враг советского народа. А Вова, позорно стоящий перед залом, зашмыгал носом. И тут выступил я. Я сказал, что вы, уважаемые учителя, учили нас защищать товарищей, попавших в беду! Что Нахал – для нас, комсомольцев 10 –А класса, настоящий друг, товарищ и брат! И проще всего рассуждать так, как коммунист Максимов Василий Иванович и уничтожить оступившегося Вову! А мы, комсомольцы, предлагаем вынести ему самый строгий выговор и оставить в школе на поруки комсомольской организации!

   После моего выступления наши все захлопали, Вова ещё громче зашморгал носом, а Василий Иванович с места пытался выкрикивать что-то обличающее и в мой адрес. 

 

 Но, сидящий в зале директор школы Виктор Петрович Дзюба, кивнул председателю собрания, комсоргу школы Лиде Гайде и она поставила вопрос на голосование. За предложение Максимова проголосовали несколько учителей – комсомольцев, а за моё – почти все комсомольцы школьники. А поскольку нас было большинство, Нахалу влепили строгий выговор и оставили в школе.

     А теперь, ещё одна причина моего выступления. Дело в том, что накануне, поздно вечером, ко мне домой пришел пьяный Нахал. Он вызвал меня на улицу и вытащил из-за пазухи здоровенный портрет Лиды Гайды. «Держи! Это тебе!», сказал Вова. На вопрос: откуда, он неопределённо махнул рукой и пошел домой. И уже на собрании я понял, что у Вовы не поднялась рука бить портрет отличницы Лиды на той самой доске почёта, он просто оторвал его вместе с рамочкой. Вся школа знала, что я по уши влюблён в Лиду, и Вова сделал мне такой подарок.

 

     После этого собрания я в течение месяца получил по химии шесть двоек в журнал! За любую запинку во время ответа. Так верная Валентина Петровна поддерживала позицию своего принципиального мужа. Хорошо хоть он у нас не преподавал! Я уже потом узнал, что в эту ситуацию с моими химическими двойками вмешалась Надежда Даниловна Лакишек. 

 

 Меня заставили исправить все двойки на дополнительных занятиях. Да и выпускной экзамен по химии я блестяще сдал на пятёрку. До сих пор помню первый вопрос: «Свойства хрома».  

    Прошло лет пять после школы, и мне на кафедре химии моего ХИСИ предложили подумать о дальнейшем поступлении в аспирантуру! Но я отказался, потому, что уже был женат на Лиде Гайде, мы ждали первенца, я перевёлся на заочное отделение и поехал работать на Купянский литейный завод. Где комсоргом большого модельного цеха уже несколько лет был тот самый Володя Садовничий.

Это Вова Садовничий. Фото стырено у В. Никиточкино

Вова в Советской Армии

   

Для незнающих: ЧП - чрезвычайное происшествие. КОМСОМОЛ - Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодёжи. Организация в которую в СССР принимали сознательную молодёжь от 14 до 28 лет. Вступить в комсомол было честью, а вылететь из него - позором, со всеми вытекающими обстоятельствами. ГорОНО - городской отдел народного образования. ХИСИ - Харьковский инженерно-строительный институт. Пятёрка - высшая оценка в школе по пятибальной системе. Доска почёта - малая архитектурная форма, на которой вывешивались портреты лучших людей. Купянский литейный завод - крупнейшее предприятие города, на котором работало 12 тысяч человек, а нынче срезано на металлолом...

Легенда шестой школы.

      Мои родители вернулись в родной город Купянск в 1970 году. А поскольку в  Северодонецке, где мы раньше жили, все школы были русскими, то и тут я пошел в, единственную тогда в Купянске русскую, шестую школу.   

      Мой новый 8-А класс был чётко структурирован – девочки учили уроки, а мальчики, в большинстве своём, валяли  дурака, на всех переменках, по любой погоде играя до самого звонка в футбол на асфальте школьной спортплощадки. В класс мы вваливались уже после учителя. Взъерошенные и раскрасневшиеся, пряча за спиной футбольный мяч. Конечно, мы воровали у учителя несколько минут урока, пока рассаживались и успокаивались, и так же нагло срывались со своих мест сразу по звонку с урока. Учителя жаловались нашему классному руководителю, но авторитет футбола был у нас куда сильнее авторитета Александра Поликарповича. 

 

 Бывший фронтовик со страшными ранениями, бывший директор школы, а тогда учитель биологии, был очень мягким человеком, и мы легко сели ему на шею.

   Но несколько учителей держали нас в страхе и трепете. К ним мы опаздывать просто боялись. Одна из них Мария Леонтьевна Пащенко. 

 

  Наша Марьяша, учитель украинского языка и литературы. Уж если она начинала кого-то из нас воспитывать в своём классе на первом этаже, то это слышала вся трёхэтажная школа! Тут она демонстрировала нам всё богатство и колорит украинского языка. Но преподавать-то она была вынуждена по советской программе. Тогда, вся изучаемая украинская поэзия, была настолько партийной и не поэтичной, что для нынешней молодёжи сравнить её можно только с риторикой бывшего президента Ющенка , который, о чём бы ни начинал говорить, все сводил, в конце концов, к пасеке.

    Мария Леонтьевна, конечно, и сама понимала, что не могут называться поэзией строки: «В полі трактор дир-дир-дир  - ми за мир!»  Но и высокопоэтичная фраза, которую передавали из уст в уста многие поколения тогдашних школьников: «Краще згризти кирпичину, ніж учить Павла Тичину!», приводила Марьяшу в неописуемый раж.

    И вот однажды, мы решили увековечить виртуозные обороты української мови в исполнении нашей учительницы. Магнитофоны тогда были в основном тяжеленные и стационарные. Но, кое у кого уже появились и переносные. Это бобинное чудо советской электроники работало от сети, или от шести огромных круглых батареек, что было довольно дорого. Но ради любви к украинскому языку мы скинулись, и Вова Перепелица умыкнул из дому переносной магнитофон, чтобы на уроке записать пламенные выступления Марии Леонтьевны.    

 

    Микрофон мы поставили меж двух девочек, сидящих на второй парте. Шнур от микрофона был коротким и сам магнитофон установили прямо у меня под партой.

    Начался урок. Мария Леонтьевна спокойно его вела, пока кто-то из мальчишек не прокричал сакраментальную частушку про Тычину и кирпичину. Учительница от возмущения покраснела, остановила свой рассказ, вдохнула поглубже воздуха и уже готова была разразиться ругательствами на наши бестолковые головы. Но тут услышала громкий щелчок клавиши магнитофона и увидела блестящий микрофон между локотками, невинно глядевших на неё, девочек. Она молча подбежала к моей парте и тихо сказала: «Ківшар, встань!». Класс замер! Все понимали, что магнитофону пришел конец. Зная характер Марии Леонтиевны, я тоже понимал, что если встану – то она дорогущий магнитофон разобьёт.  «Не встану…» - буркнул я. Тогда Мария Леонтиевна взялась руками за парту и молча (!), со среднего ряда (!) потянула её вместе со мной из класса! Мой сосед по парте Олег Урденко на ходу соскочил и успел выдернуть шнур микрофона. А я так и ехал, уцепившись руками в парту, аж до самого коридора. Мария Леонтьевна бросила и меня, и парту, и так же молча вернулась в класс. Там она  продолжила урок перед онемевшими школьниками. Магнитофон-то я спас, но вот на записи осталось только вежливое Марьяшино: «Ківшар, встань!» и моё перепуганое: «Не встану...».

    Не буду рассказывать с какими глазами я пришел на следующий урок к Марии Леонтьевне. Главное, что она никому на меня не пожаловалась! И я, в благодарность, стал учиться её предметам лучше. Больше на наших уроках она не кричала, но зато, через два года, на нашем выпускном вечере с трибуны сказала: «Мені буде не вистачати таких гарних учнів як Саша Ківшар!». Мои родители были горды этим, а я всю жизнь помню нашу дорогую учительницу української мови та літератури Марию Леонтьевну Пащенко. 

Ось який я був тоді гарний!

Харьков. За день до Евро 2012.

Накануне открытия чемпионата Европы по футболу, я, как сознательный украинец, решил лично проверить, как Харьков приготовился к Евро 2012. На всю ревизию у меня было всего полтора часа. Вот, что я увидел.

Евро - пиктограммы для болельщиков уже на входе в здание вокзала. Верхняя, похоже, указывает выход к трамваям, а средняя одновременно метро и туалет :)

Колонны вокзала украшены рекламой чемпионата. Тут же приятная встреча с земляками - артистами.

Главное украшение привокзальной площади - большая копия официального мяча чемпионата. Каждую минуту до десятка пассажиров, болельщиков и прочих праздных ротозеев фотографируются возле него.

Ну, и как тут удержаться?

А вот так выглядят и вокзал, и мяч со средины площади. Мне - понравилось!

Названия станций метро в латинской транскрипции.

Я впервые столкнулся с билетами в метро, жетонов больше нет. Покупаешь в автомате билет, вставляешь его в другой автомат - пожиратель билетов и проходишь. У меня на глазах, женщина вставила билетик, а автомат не сработал. Она стала пропихивать его поглубже свёрнутой пятигривенной купюрой,  автомат сработал и сожрал билетик вместе с пятёркой. Чем закончилась эта душераздирающая, судя по крикам тётки, драма - я не досмотрел.

Разрекламированная Добкиным, самая большая в мире фанзона пока закрыта для зрителей. Меня поразило количество скучающих охранников в лимонных жилетках под присмотром бронзового Ильича.

А  круглый белый шатёр - это зона внутри зоны! Зона для V.I.P. зрителей!  Похоже на пуп земли?

Большущий экран прямо на против пуп-зоны.

 Вход в фанзону охраняют  украшают ограждают здоровенные матрёшки, с фигурами женщин украинских, а с лицами дам заграничных. Немка, португалка, голландка и  датчанка - в национальных костюмах команд, которые будут играть в Харькове.

Первые  иностранцы
хотели заглянуть в фанзону, но охрана, одним своим количеством, пресекла попытку на корню! Шо не видите - закрыто! Приходите завтра!

У выхода из метро, возле стадиона "Металлист", всех встречает огромный, девятиэтажный футболист в форме сборной Голландии, но с лицом Максима Шацких. Мне так показалось.

Возле стадиона асфальт везде свежий. Клумбы насажены. Но кое-где цветы, похоже, ещё  не взошли.

  Мне было интересно узнать, как это наши стадионы перед Евро2012 перешли под управление УЕФА? Вот увидел. Два, колоритных на вид, УЕФАвских гастарбайтера вдвоём на расстояние 20 метров, на автопогрузчике(!) везли три деревянных рамки, общим весом 15 килограммов. Зато бейджики - на половину туловища, а на поясах куча навороченного инструмента висит.

Возле здания исторических касс стадиона увидел первых иностранных болельщиков. Но похоже они из недр харьковского рынка на станции метро имени академика Николая Павловича Барабашова.

А настоящие китайцы, ну куда же без них теперь, пытались разобраться какие билеты ещё можно купить.

Выбирайте! (Фото можно увеличить, кликнув на нём)

А вообще, мне нравится наш стадион. И город к Чемпионату Европы готов! Молодцы, харьковчане!

Возвращаясь домой, увидел ещё один штрих подготовки к Евро 2012. На Южный вокзал привезли после ремонта самый большой в Украине самовар. Начищен до ослепительного блеска.

На боку написано: Самоварный прибор на тридцать казённых вёдер. Остальное прочитать не успел.

Хоть и старинный, вроде бы, самовар, но уже давно электрический.

Всё, блиц - ревизия закончена...  Набрали в чайник кипятку из самовара и  пора домой в Купянск! К телевизору. Будем болеть за наших.

Я родом із села Притулове.

   

 У 1700 році, після перемоги над Туреччиною у другому Азовькому поході, Росія примусила турок підписати Константинопольський мирний договір. По ньому Росії переходив вже захоплений нею порт Азов і було відмінено щорічну ганебну данину кримському хану.

     Російські війська, разом із українськими козаками добре таки прищемили хвоста і хижій татарві, яка, до того вела себе як звичайні сучасні рекетири, нападаючи на слобожанські села, розоряючи їх або збираючи кабальну данину. Після розгрому турків та їх союзників кримських татар, слобожани почали освоювати  Дике поле на лівому березі річки Оскіл. У 1703 році, доречі, одночасно із Санкт-Петербургом, було засновано перше лівобережне село. Якраз навпроти села Осинове, вздовж лівого берега маленької, але повноводної річечки, яка бігла з ярків, від кількох холодних родників і впадала в Оскіл. Не довго думаючи назвали село Новоосинове. А згодом, і на правому березі цієї безіменної річечки притулилося кілька хаток, от від них пішло інше село,  яке так і назвали - Притулове. Згодом остання літера «е» у назвах сіл була замінена на «о». Тоб-то Новоосиново і Притулово. І було наше село Притулово селом більше 200 років, аж поки Хрущов, схибленний на «укрупнєнії», не наказав об’єднати по кілька сіл у одне. Так село Притулово перестало існувати, а стало називатися вулицею Степовою села Новоосиново. Але і село Новоосиново постраждало від лисого волюнтариста, або Хруща, як його називали люди у нашому селі. У Новоосиновому ліквідували власну радянську владу і підпорядкували Курилівській сільскій раді. Одночасно було лікідовано і самостійні колгоспи, а об’єднаний колгосп отримав ім’я Ернста Тельмана. Хоча, хто це такий, зараз уже ніхто з молоді і не знає. 

Німецький коммуніст Ернст Тельман, відомий у нас тим, що його ім'ям чомусь було названо найбільший у районі колгосп.

    А от притуляни, так і лишилися притулянами. І сами вони себе так називають, і новоосиновці. Село Притулове було велике. Хати стояли з двох боків єдиної сільскої вулиці. І лише за часів колективізації, хати на лівій стороні вулиці люди полишили і перебралися до пустих хат сімей, які вимерли під час голодовки 1933 року. До речі саме так і казали «голодовка», а не голодомор, як згодом стали казати політики.

    Голод був страшний. А почалося все з організації колгоспу. Зібрали всіх притулян на вигоні і оголосили, що створюємо колгосп імені Сталіна! Головою призначили людину, який ніколи не поважався односельцями, але був із бідноти. Той дав команду зігнати до однієї загороди всіх корів. І все. Заспівали Інтернаціонал і збори закінчилися. Новпомазаний голова колгоспу, з такими-ж як і сам, членами правління, розійшлися по домівках. А корови лишилися.  Підходив час вечірньої дойки! Корови почали ревти. А за загородою почали плакати їхні колишні господарки. Жалко скотину, але сторожа з ружжами не підпускають. І те, що корів потрібно доїти, сторожам байдуже. Як і голові колгоспу, у якого своєї корови ніколи і не було. Поплакали жіночки, та й попленталися по домівкам. Але ж корови ревуть! Набридло це сторожам і вони поночі залишили свій пост. А зраділі притуляни розібрали скотину по домівках.

    Через день у село приїхало НКВД. Заарештували кількох самих роботящих, а тому самих заможних притулян. Разом з ними пов’язали і тих лінивих сторожів. Корів знову зігнали у загороду  і виставили уже солдатську варту. А от у сусідніх Глушківці та Колісниківці і солдати не допомогли. Повбивали їх селяни. Озброїлись мужики, розігнали правління колгоспу, а  коней, корів, волів і своє  знаряддя розібрали по домівкам. Але прийшли регулярні війська і жорстоко подавили повстання селян. Багато люду загинуло у боях, і багато було засуджено на смерть, та до в’язниць. Але це, на жаль, хоч і кривава, але зовсім біла сторінка історії Глушківки та Колісниківки.

 Повернемося до Притулово. Восени 1932 року по селу пішли з обшуками та конфіскацією. Забирали все, що люди заготували собі на зиму. Оскільки у реквизиторів було лише дві підводи, обшуки йшли повільно. Люди по ночам стали ховати зерно і крупи. Закопували на городах, запихали у стріхи хат та сараїв, несли в очерети над річкою. Але село є село. Там всі все знають, і знайшлися свої павліки морозови. Реквизитори стали ходити з металевими щупами, зробленими з шомполів від гвинтівок. Вони ширяли шупами у перини, у стріхи, та у скопані городи. Не гербували перевіряти навіть кучі перегною. І забрали майже все. Настала зима і почався голод. У річці виловили всю рибу, побили та поїли собак. Поїли  горобців та ворон. Хто молодший – забирали сім’ї та йшли пішки по яркам на Донбасс. Там на шахтах та заводах годували. Вздовж залізниці стояли війська, і виїхати до Росії не давали. А село голодувало, за безцінь продаючи все що можна було продати, аби купити щось поїсти. Самим страшним стали лютий та березень. Холод і голод. Люди вимирали цілими сім’ями. Дехто намагався по снігу таки вирватись на Донбасс. Але доходили одиниці. Багато притулян так і замерзли у засніжених ярках, не дойшовши навіть до Кислівки. І по весні, люди у тих ярках знаходили об’їдені вовками кістяки цілих родин.

    Мою рідню по маминій лінії спасла моя двоюрідна бабуся Наталка Корніївна, якій повезло знайти на початку березня сімейство їжаків. Їх варили і їли. А родину батька, якому у 1933 розі виповнився рік, спасло те, що дідусь працював чоботярем у якійсь районній кооперації і там платили хоч малими, але грошима. Вижили ті, хто дотягнув до весни, коли почала вилазити трава. Їли і траву,  шукали корені козельців.   Страшний був час. І старі люди потім боялися навіть пошепки розказувати це нам, уже своїм онукам. Бо за 1933 роком був ще і 1937! Багато людей згинуло і цього року. От люди потім і боялися все життя. А мені це розповіла моя бабуся Настя. Я вже був дорослий,  як у нас казали  - жонатій, і підробляв влітку, прополюючи в колгоспі буряки. Бабуся нам з дружиною допомогала, встигаючи швидко і вправно полоти і свої рядки, і підполювати наші. І от там у полі вона одного разу, через сльози, і розповіла нам про ці страшні роки села Притулово.

   А у моєму безтурботному дитинстві Притулово лишилося счасливим острівцем всіх літніх канікул. Це і коропчуки, яких ми ловили у притулянському ставку. І перші щуки, піймані у нашій безіменній річці. І повні ночови в’юнів, наловлені колись взимку  з дідом з під льоду. 

В'юн - дуже смачна риба, хоч дівчата її бояться.

 А коли, поцупленою у бабусі тюллю ми ловили рибу по річці і піймали справжнього величенького судака, то не могли розібрати, що то за рибина! 

Судак живе лише у дуже чистій воді

 Це і корови, череду яких я допомагав пасти.  І слухав з ними вранішнього жайворонка над мокрим від роси пасовиськом.

Корова дивиться у небо і слухає жайворонка.

  Це і колгоспний садок, де було кілька рядків шпанки, яку ми з хлопцями їли просто жменями, ховаючись від злого сторожа. Це і перші, зароблені у десять років, гроші за виконаний наряд на прививку тисяч колгоспних курчат. Звісно, сам укол робили старші, а я, по-одному брав із загороди курча в руки, тримав, доки його вколять, і ввипускав у іншу загороду. І так цілий день! Але за цей день я офіційно отримав у колгоспі аж 4 рублі!

І кожному потрібно зробити укола!

  А робота ще змалечку на току під час жнив, де працювали від темна до темна! На жнивах харчувалися всі у колгоспній їдальні. Там безкоштовно на обід давали борщ з величезним шматком курятини, котлети із свинини, розміром на половину тарілки і смачний узвар.  Кілька разів, щоб не йти на ніч додому, ми з друзями навіть ночували на току під відкритим небом, зарившись у тепле зерно і засинали під рясними зорями. А ще пам’ятаю, що ні разу не чув від дорослих брудної лайки. Бо рядом були ми, діти!

   А головне, що Притулово це місце, де я народився, і це село, в якому жили всі мої родичі. І, чимчикуючи через пів села від однієї бабусі до іншої, я отримував гостинці від кожного! 

Село Притулове. В цій хаті жили мої дідусь і бабуся і саме сюди мене принесли з пологового будинку.