Как меня забрали в армию.

За месяц до армии

     Меня забрали в армию 3 ноября 1974 года. На проводы пригласили всех родственников и друзей. И пришли все. Все кроме моего деда Степана Ивановича. Бабушка пришла, а дед остался на хозяйстве. Я перед проводами поехал к нему в село проститься. Он обнял меня, сказал: «Служи хорошо!» и заплакал.  Больше я его не видел. Он умер через три месяца. Бывший фронтовик и сапожник. Мой добрый, весёлый и мудрый дед.

     Проводы в армию тогда были всенощные. Всю ночь ели, пили, пели. Мужчины давали напутствия, а женщины  поплакивали. Из всего винегрета проводов, помню только теплые слёзы на глазах моей будущей жены Лиды. Я целовал эти заплаканные глаза и знал – она дождётся.

     В четыре часа утра я переоделся в старенькую одежду и с  толпой провожающих двинулся к военкомату. Там вся улица была запружена людьми. В тот день в армию забирали человек сто. И всех провожали по полной программе. С гитарами, баянами и гармошками.  И под эту музыку все продолжали пить и закусывать.   Так грелись холодным ноябрьским утром после бессонной ночи.

    Команда: «Товарищи призывники! Зайти в военный комиссариат!»  Последние торопливые объятия и поцелуи. Рюкзак с харчами на плечо и вперёд из детства!

    В зале военкомата секретарь комитета комсомола моего литейного завода Юра Синько вручает призывникам – заводчанам листовки-наказы и ценные подарки. Так у меня появилась моя первая электробритва! А Юра советует оставить её пока у родителей, а то в армии заберут. Подбегаю к воротам и пропихиваю в щель бритву отцу. Вижу его слёзы, отворачиваюсь и бегу назад. Как-то неожиданно и сам разревелся как пацан.

    Во дворе военкомата нас погрузили в три новых ЛАЗа, распахнули ворота со звездой и мы поехали в Харьков. Сначала шумели и пили, но через час, почти все заснули и проснулись уже в Харькове, когда автобус затормозил на улице Кацарской.

     Эту маленькую улицу тогда знали все. Ведь на ней находился областной военкомат. Огромная казарма с трёхэтажными деревянными нарами. Несколько парикмахеров с десятикратными тарифами на стрижку «под ноль». Обыски наших рюкзаков какими-то полупьяными офицерами на предмет изъятия спиртного. Суета прибытия  поулеглась, и мы улеглись на обтянутые дермонтином нары, со своими рюкзаками вместо подушек. Немного поспали, но как будет дальше – так и не могли понять. Все попытки что-то узнать, натыкались на суровый ответ – военная тайна! Вечером суровую тайну за 5 рублей нам выдали, сказав, что повезут сегодня ночью. Ещё за 5 рублей меня отпустили в мою первую самоволку на два часа. Этого времени хватило только, чтобы добраться на трамвае до студенческого общежития на глухой окраине Харькова Алексеевке. Там жила Лида. 

      Гадкая дежурная не хотела её звать, но мы как-то встретились, и Лида проводила меня в армию второй раз за день. В смысле - проводила до трамвая. Было полнолуние, мы целовались на трамвайной остановке и договорились смотреть на Луну по вечерам, передавая, через неё, приветы друг другу.

        Ночью нас пешком отвели на вокзал, электричкой отвезли куда-то аж в Луганскую область. Там бегом прогнали к ожидающему нас военному эшелону. Так его называли, хотя это был обычный поезд, с плацкартными вагонами. Отличался эшелон от поезда только тем, что в вагоне нас разместили не только на первой и второй, но и на третьей, багажной полке.

     Мне повезло занять вторую полку, и мы поехали. Ещё одним отличием эшелона от поезда было то, что ехали мы очень медленно, пропуская все поезда.

       В вагонах нас сопровождали уже не военкоматовские служащие, а офицеры и сержанты с зелёными погонами. Мы попали к пограничникам.

        Четверо суток пути помню обрывками. Потому, что всё время хотелось спать. Днём спать и даже лежать не давали сержанты, заставляя учить текст присяги и выпускать дурацкие боевые листки. А ночью трудно было выспаться из-за непривычной обстановки и бесконечных разговоров.  

         Кое-кто из ребят проскочил все парикмахерские и попал в вагон не лысым. Мне и ещё одному парню вручили ручные машинки для стрижки и приказали постричь всех «единообразно». Парикмахерскую оборудовали в тамбуре, чтобы волосы просто сметать на улицу.  Первым стричься сел мой бывший одноклассник  Сергей Яковлев. Начал его стричь мой напарник, но на первом же качке вагона, запутал в Серёгиных волосах машинку и смачно выдрал у него клок волос. Серёга от боли взвыл до слёз, и я отстранил безрукого напарника от работы. Сам аккуратно доелозил Серёгину и ещё с десяток других лысин. От такого ручного эспандера, как машинка, рука моя накачалась очень быстро, и за ужином я не мог правой рукой даже держать ложку.  Зато моим первым клиентом оказался человек, которого теперь все знают в Купянске, как одного из лучших телефонистов.

      Сержанты со всех собрали аж по 10 рублей. ( Для молодёжи: тогда доллар стоил наших 75 копеек ) Как сказал замполит эшелона – деньги на свежую прессу, призы лучшим призывникам и музыкальные инструменты. И правда, на второй день, уже за Волгой на какой-то узловой станции, он купил несколько пачек газет и… железные гитары! Две из них попали в наш вагон. Это было чудо советского музпрома. Гриф был обычный деревянный, а вот корпус из оцинкованного железа! Форма корпуса отдалённо напоминала гроб. И звук был соответствующий. 

Вот примерно такая гитара.

Но это была гитара! И она здорово скрасила нам время. Хитом была грустная песня про любовь: «У берёз и сосен тихо бродит осень…».  Пели её всем вагоном и очень чувственно, ведь у каждого на гражданке осталась любимая. Да и берёз с соснами в пустыне не было. Тоска…

    Утром праздничного дня 7 ноября я проснулся от того, что поезд стоял, а в окно вагона заглядывал настоящий верблюд! Осмотревшись, мы увидели целое стадо или стаю, не знаю, как правильно, одногорбых верблюдов! Пастухов или других людей видно не было, а эти дикие лохматые чудовища спокойно гуляли по бескрайней пустыне, постоянно что-то жуя. Мы открыли окна и стали бросать им куски хлеба и домашних пирожков. Верблюды подбирали всё прямо у колёс поезда, но, услышав свисток тепловоза, организованно отскочили от вагонов и помахали хвостами вслед нашему эшелону, как члены политбюро в это время махали праздничным колоннам с трибуны мавзолея.

  

С днём 7 ноября, товарищи призывники!

      В честь праздника в эшелоне провели фестиваль 

искусств. В вагон заходило несколько офицеров и мы 

пели им песни. Купянский вагон выставил трио: 

Костя Гресь играл на баяне, а мы со Стасом Аночкиным на 

железных гитарах. А врезали мы украинскую песню:

  На пероні, на люднім пероні, 

Де розлуки і зустрічі плачуть, 

Хтось розсипав троянди червоні

І, здається, ніхто їх не бачить!

 А троянди, а троянди

До людей пелюстками кричать:

"Ми не квіти, ми - кохання

А кохання не можна топтать"

 Костя умер несколько лет назад совсем  молодым, а отпевал его тот самый Стас , который стал православным священником ещё в советские времена. А  эту хорошую песню я просто не могу теперь слушать.

     Мы всё ехали и ехали на юго-восток. На следующий день в поезде стало просто жарко. Мы разделись до трусов и пели песни.  Иногда, пока сержанты, от постоянных пьянок, спали,  мы играли в карты. Пустыня постепенно изменила цвет. Из серой  - стала грязно сиреневатой. Это закончилась Кара Кум и началась Кызыл Кум. ( Для молодёжи Кара – чёрный, Кызыл – красный, а Кум – это песок )

Вид из поезда

    Границ между республиками в СССР не было и наш эшелон, выехав из Украины, проехал по России, заехал в Казахстан, потом Туркмения, Узбекистан, снова Туркмения и снова Узбекистан!  В Туркмении нас потрясла встреча с местными жителями на одном полустанке. Сначала к эшелону подбежали чумазые мальчишки, одетые в жуткую рвань. По-русски они знали только слово «Дай!».   Мы стали бросать им в окно банки сгущенки, ведь в вагоне все были из Купянска! Потом печенье, хлеб, пирожки. Дети хватали всё на лету, как в кино про беспризорников! Но эти беспризорниками не были. На ближайший бархан вышли взрослые мужчины в лохматых шапках и засаленных халатах. Они внимательно смотрели за происходящим. И если кто-то бросал детям деньги, что-то гортанно рявкали и пацаны послушно несли мелочь взрослым. Поскольку в вагоне было жарко, некоторые призывники выбрасывали в окна свои куртки, шапки, шарфы. Всё это мгновенно забиралось детьми.

Прямо как на картине Т.Г.Шевченко

     Стоянка была не долгой, и мы поехали дальше в полном смятении чувств. Как в СССР, в стране победившего социализма, где все равны и все люди братья, в наше время есть нищие дети??? И почему они не знают русского языка? Ведь мы были уверены, что в СССР все дети ходили в школу! А эта рванина вместо одежды? Да у нас на грязную работу такого не одевают! Все эти вопросы мы задали товарищу замполиту, на что он приказал сержантам: закрыть окна на ключ и не открывать до станции назначения!

    Кстати о станции назначения мы, за бутылку вина, узнали у сопровождающего сержанта уже на второй день. Он сказал, что едем мы в город Термез. И всё, больше ни слова. Новость разлетелась по вагону и все, как могли, перекручивали незнакомое название города. Я, как раз, писал уже второе письмо Лиде и сообщил там ей эту страшную военную тайну. Письма я вкладывал в конверт и на станциях просил проходящих людей бросить их в почтовый ящик. И все письма дошли. И родителям, и Лиде.

      Становилось всё жарче, и вот мы снова в Узбекистане. На одной из станций замполит разрешил выйти по два человека из вагона, чтобы скупиться на привокзальном рынке. Особенно он рекомендовал нам купить свежих газет, видно наши деньги у него уже кончились. На перроне, буквально за копейки,  мы купили несколько вёдер крупного винограда, десятка три гранат и  в своё купе, отдельно, за рубль – огромный арбуз. Раньше, таких больших кавунов, размером больше ведра, я и не видел! Вот мы всего налупились! А радости-то – в ноябре, и спелый арбуз! И гранаты – не кислющие и мелкие, какие продавали иногда у нас в Купянске на базаре, а большие, в розовой кожуре и с розовыми, сладкими и сочными зёрнами! Я сразу полюбил Узбекистан и люблю его до сих пор.

    Этой же ночью мы приехали в Термез. Нас погрузили в военные машины и привезли в пограничный отряд.  Первое, что мы разглядели в темноте, спрыгнув из машины, это роскошные сосны  с длиннющими иголками. Подумалось: Вот тебе и - у берёз и сосен! Слава Богу, не пустыня! 

Первое фото в армии. Я и термезская сосна

    А дальше началась уже совсем другая история.